Мероприятия
открытого интернет-сообщества "Исследовательская лаборатория "Крымская конференция-1945"
ТЕКСТЫ ДОКЛАДОВ
конференции "Ялта-45/15"
Нельзя сказать, что квантированная историография вещь неординарная и принципиально новая. Еще в середине прошлого века появились многочисленные публикации, которые свидетельствовали о росте интереса историков к математическим или, если говорить более узко, математическим методам изучения прошлого. Однако исторический квант информации практически не проник в свята святых исторического знания – историографию. До сих пор историографы обходяться классическими приемами изучения этапов развития истории как науки, роли отдельных исследователей в изучении того или юного аспекта исторического события. Хорошо это или плохо? Пожалуй, нет нужды эмоционально относиться к фундаментальной данности – консерватизму историков. Другое дело выяснить идет ли на пользу историческому знанию тотальное не желание профессиональных историографов использовать методы клиометрии (квантирования, историографической статистики и пр.). Вполне очевидно, что в рамках тезисов говорить о всей исторической науке – смешно, да и 70-летний юбилей Крымской конференции заставляет начать речь именно об этом событии.
Возьмем для примера данные по текстам опубликованным на русаком языке в период с 1991 по 2014 гг. Всего по нашим данным было опубликовано 361 материал (по расчетам на момент октября 2014 г.). Возникает вопрос, существуют ли особые школы и направления в этом общем пулле? Или скажем, насколько высока или низка активность центров пог изучению Крымской конференции? Можно, конечно обойтись классическими фразами о «крупнейших ученых», «авторитетных центрах», «классических трудах». Но оставляя за скобками личные пристрастия попробуем сквантировать материал и посмотреть на «голые» цифры. Окажется, что 56% всех исследований по Ялтинской конференции (или 203 источника) принадлежит перу Крымских ученых. 25 % (или 92 источника) опубликовали специалисты из РФ. На долю континентальной Украины выпадает 14 % (или 53 источника). Остальные публикации на русском языке посвященные Ялте-45 принадлежат белорусам, американцам, англичанам.
Авторы всех публикаций по Ялте-45 работают в 31 городе (4 автора не идентифицируются с конкретным городом). При этом на долю Ялтинцев выпадает 25 % публикаций (или 92 текста), Симферопольцев 22% (80 текстов). Замыкают тройку лидеров Москвичи – 14 % (51 текст). Из городов лидеров следует отметить Киев – 7%, Саки+Евпатория – 3%, Севастополь – 3 %, Днепропетровск – 2 %. Остальные города набрали меньше 2 % публикации. Однако данные цифры не являются абсолютными, так географию около 10% публикаций установить не удалось, возмлжно дальнейшая работа существенно изменит приведенные данные.
Несколько слов о ссылках. Всего на источники и специальную литературу авторы сослались 1898 раз. Лидирует как самый популярный автор, на которого имеется максимальное количество ссылок - известный крымский исследователь С. В. Юрченко (он имеет 92 ссылки или 5 %), на втором месте совестский сборник документов посвященный Крымским событиям (54 ссылки), на третьем месте мемуарная литература У. Черчилля (39 ссылок).
В общем и целом полученные данные заставляют говорить о существовании значительных географических отличий, и высокой роли крымских исследований в изучении Ялты-45. Более развернутые графики, комплект таблиц и списко литературы можно будет прочитать в серии монографий, коорые автор планирует выпустить в ближайшие месяцы.
В январе 2015 года здесь появится текст доклада
События Великой Отечественной Войны знаменовали собой определённую веху в так называемой «переоценке ценностей», и в данном контексте Ялтинская конференция февраля 1945 г., явилась переломным моментом в «цементировании» новых ценностных ориентаций. Первая четверть XX в., знаменовала собой череду общественных трансформаций под влиянием различных идеологий, драматические события того времени, прежде всего I Мировая война, революции прокатившиеся по всей Европе, гражданская война в России – привели к крушению старой «имперской» системы ценностей. Крушение Кайзеровской Германии, Австро-Венгерской, Российской и Османской империй произошли не только под влиянием военно-политических поражений, но и в результате определённого социального «рессентимента», движения к «новому» ценностному образцу, к противоположности, о чём писал в своё время Ф. Ницше. Рассматривая «генеалогию морали», философ показывает, как такой феномен как рессентимент (ressentiment) определяет смену приоритетов и смысложизненных установок, через взаимопроникновение хорошего и дурного, доброго и злого [1, с. 427]. Так, духовность русского народа в результате рессентимента оборачивается в атеизм, бездуховность, материализм, происходит «переоценка ценностей» – движение к социализму. С другой стороны, реваншистские настроения в Германии после I Мировой войны приводят к становлению нацизма как социального феномена, в своей сущности строящегося на идеях Ф. Ницше, где «любовь к ближнему» заменяется «любовью к дальнему», к своим целям, и так называемый новый «сверхчеловек» обладает волей к власти над слабыми [1, с. 443]. Разумеется, с точки зрения идеологов нацизма «сверхчеловек» – немец по национальности, обладающий правом порабощения недостойных народов, и их рабская эксплуатация, ради германского процветания. Трагические события II Мировой войны, десятки миллионов погибших, холокост, показали несостоятельность идеологий нацизма и фашизма. С другой стороны, всплеск патриотизма советских граждан, и победоносный путь армии Советского Союза показал «очертания» архитектуры будущего Европы. Ялтинская конференция, с одной стороны – показывает будущую расстановку сил в Европе, а с другой – происходит осмысление, «переоценка ценностей», где различные идеологемы – коммунистическая и демократическая, сближаются для победы над фашизмом. То есть, конференция показала значимость межгосударственного, идеологического консенсуса, стоящего на основах человечности, солидарности. Не смотря на то, что конец Великой Отечественной Войны в скором времени привёл к холодной войне, и большая часть договорённостей Ялтинской конференции утратили силу, но, тем не менее, её значение трудно переоценить. Основное ценностное значение конференции состояло в движении «от бесчеловечности – к человечности, миру», а так же к мировому согласию, знаменующему новый этап международных отношений, что является актуальным и в наше сложное время.
Литература
1. Ницше Ф. К генеалогии морали / Фридрих Ницше // Сочинения. – М.: Мысль, 1990. – Т. 2. – С. 407–525.
В январе 2015 года здесь появится текст доклада
В январе 2015 года здесь появится текст доклада
В январе 2015 года здесь появится текст доклада
Ялтинская (Крымская) конференция союзных держав 4 —11 февраля 1945 — встреча лидеров стран антигитлеровской коалиции — СССР, США и Великобритании — во время Второй мировой войны, посвящённая установлению послевоенного мирового порядка, состоялась более полувека назад. К этому моменту крах нацизма в Германии и Японии сомнений не вызывал, поэтому вставал вопрос о дальнейшей судьбе Германии и мира в целом, о предотвращении фашизма и фашистской идеологии. Как известно, решения Ялтинской конференции касались двух проблем: новых государственных границ и демаркационных линий между сферами влияния союзников и гарантий неизменности этих границ, включая соглашение по репатриации военных и гражданских лиц, то есть перемещенных лиц — лиц, освобожденных (плененных) на территориях, захваченных союзниками. В Ялте была начата реализация идеи новой Лиги Наций. Союзникам требовалась межгосударственная организация, способная предотвратить попытки изменить установленные границы сфер влияния. Наиболее важным моментом является созданный в Ялте «биполярный мир»: раздел Европы и мира на «восток» и «запад», который сохранился до конца 1980-х годов, а также положения о денацификации и предотвращения повторных войн и фашизма. Для этого и поэтому в Ялте была сформирована идеология Организации Объединённых Наций, а сама ООН стала институциональным гарантом послевоенного мира и сохранения его структуры, организацией, используемой в разрешении межгосударственных, внутригосударственных и идеологических проблем. Однако, с распадом СССР ялтинская система начала рушиться, прекратив своё существование уже после подписания документов о СНГ. Отдельные механизмы ялтинской и потсдамской системы функционируют до сих пор: это ООН, сохранение в целом неизменности границ в Европе и на Дальнем Востоке, и являются сферой политических и идеологических столкновений.
Однако, и ООН подвергается все большей деформации под влиянием пронацистской идеологии США и Евросоюза, привыкших строить благополучие (части) своих граждан на разрушении жизней граждан других стран и «нетитульных» наций. Прекратив свое существование в форме государственных институтов, лишившись фактического и правового поля, что отразило ослабление влияния «строящей дикую демократию» России на мировые процессы, Ялтинские соглашения сохраняют статус важнейших исторических прецедентов и образцов мировых соглашений, направленных на сохранение мира и предотвращение войны: даже несмотря на то, что уроки этой конференции и ее результаты¸ включая денацификацию и проблемы репарации, Нюрнбергский процесс и его идеалы, уже более четверти века повергаются активной ревизии. Как отмечал в известном афоризме советский историк 20-х годов ХХ века М.Н.Покровский, «История – есть политика, обращенная в прошлое». Как отметил еще один известный мыслитель Д. Дидро, «В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой». Общая технология «ревизии» включает процесс создания в бывших республиках СССР и в странах Восточной Европы институтов изучения «российской оккупации», «военно-оккупационного режима», центров «памяти жертв» голодоморов, репрессий, исследования «геноцида» национальных меньшинств и населения «оккупированных территорий», «военных преступлений» и т.п. На базе этих институтов развернута работа по сбору и переработке антироссийского исторического «документального» материала по данным темам и политико-идеологическим установкам «заказчика», описанию СССР и России как «преступного», «террористического» государства, угнетавшего собственное население и «подчиненные народы», попыткам приравнять коммунизм к фашизму, а затем – его «люстрировать». Помимо прямой фальсификации исторических фактов, используют «презентизм»: то или иное событие оценивается без учета реалий конкретного исторического времени, вне сравнительного анализа данного феномена с подобными феноменами того же периода в других социокультурных общностях – для манипуляции общественным сознанием. В последнее время денацификация и осуждение бандитизма и насилия сменяются ренацификацией и возведением преступников в ранг национальных героев.
Русофобия как особая пропагандистская дисциплина в западном историческом сообществе постепенно создает впечатление о безальтернативности ревизионистской (антироссийской) точки зрения на историю России и СССР. Историческая правда стала во многих случаях запретным и законспирированным фрагментом изучения ничтожной части человечества, допущенной в какой-то мере к истине. Началась ревизия истории СССР с уничтожения этой страны и ее достижений, которые были объявлены по сути геноцидными. А раз так, то борьба СССР с фашизмом, - всего лишь, как полагает США, - незаконная попытка ограничить свободу человека, даже несмотря на то, что эта свобода – убивать других людей. В таком понимании современный фашизм получает идеологическую поддержку, превращаясь в социальный каннибализм: идеологию, поощряющую уничтожение «сильных» слабыми в целях гарантированного выживания, благополучия и роскоши «сильного» меньшинства.
Ткаченко Сергей
«Sacred cow» и не только…(Самолеты С-54 в обеспечении авиаперевозок высшего руководства при проведении Крымской конференции 1945 г.).
О Крымской конференции 1945 года существует огромное количество литературы. Многие аспекты ее подготовки и проведения исследованы неоднократно. Но, как часто это бывает, порой вне внимания историков остаются некие бытовые или технические частности, которые как будто и не были, но и без них – обойтись невозможно. Это относится и к такому предмету, как применение самолетов для авиационных перевозок руководителей стран, истории - как самого события, так и летательного аппарата, используемого в данном случае. Порой это само по себе – целый исторический пласт, нуждающийся в исследовательском внимании.
До Второй мировой войны зарубежные и внутренние поездки руководителей стран были редкими - сказывалось отсутствие эффективной связи и транспорта. Президент США, например, нечасто отрывался от дел и уезжал из Вашингтона. Но ситуация менялась с приходом самолётов типа Douglas DC-3 - этот самолёт был более безопасен, имел новые средства навигации, его стали использовать для пассажирских перевозок и доставки грузов. И в этом проявилось первенство США.
Франклин Д. Рузвельт был первым президентом, который стал летать на самолёте постоянно. Во время Второй мировой войны Рузвельт пользовался сначала коммерческим гидросамолётом Boeing 314 Clipper В январе 1943 г. для прибытия на конференцию в Касабланке в Марокко этот гидросамолет с президентом США на борту совершил полёт в 5500 миль (с двумя промежуточными посадками). Из-за угрозы немецких подводных лодок такой способ оказался предпочтительным.
Сомневаясь в безопасности президента при перевозке коммерческими авиалиниями, командование USAAF приказало переделать военный самолёт под потребности Главнокомандующего.
Первый президентский самолёт был сделан на основе транспортного самолёта C-87A. Этот самолёт с бортовым номером 41-24159 был модернизирован в 1943 году и использовался для международных перелётов. Предполагалась его использовать как основной самолёт, по сути, это был первый «борт Номер Один». Но после оценки характеристик самолёта секретная служба стала использовать его как резервный или борт номер два. В 1944 г. Элеонора Рузвельт, супруга президента, использовала его в турне по странам Латинской Америки.
Секретная служба впоследствии модернизировала Дуглас C-54 Skymaster1 в президентский борт (бортовой номер 272252). Этот самолёт VC-54C по прозвищу «Sacred Cow» («Священная корова») был рассчитан на 15 пассажиров. В фюзеляже располагались президентский салон, спальня, два помещения для помощников и конференц-зал. Все, до прозаически обыденных мелочей, было сконструировано так, чтобы создать самые благоприятные и комфортные условия для работы и отдыха Франклина Рузвельта, который, как известно, не мог передвигаться без посторонней помощи из-за паралича ног. Самолет имел электрический подъемник (лифт), который опускал кресло с президентом на землю или поднимал его, на борту находился радиотелефон. Все иллюминаторы имели пуленепробиваемое стекло.
Экипаж состоял из семи человек, командиром экипажа был подполковник Генри Т. Майерс. Для Рузвельта самолет использовался только единожды, для полета на Крымскую конференцию в феврале 1945 года. Гарри Трумен сменил VC-54C в 1947 году на самолёт C-118 Liftmaster, назвав его «Независимость» (в честь своего родного города Индепенденс в Миссури). Это был первый самолёт, на носу которого был изображен белоголовый орлан - государственный символ США. С 1983 г. «Sacred Cow» находится в Национальном музее ВВС США (г. Дейтон, Огайо), в него открыт свободный доступ. Кстати, надо отметить, что этот самолет считается родоначальником всех ВВС США, т.к. на его борту президент Трумэн подписал Закон о национальной безопасности 1947 г., по которому устанавливалась самостоятельность USAAF как вида войск.
Стоит рассказать об основном типе летательного аппарата, на основе которого и создавалась «Священная корова». Самолет Дуглас DC-4 разрабатывался в 1939 г. как авиалайнер большой вместимости, имел существенно более легкую конструкцию, чем DC-3, новое крыло большего удлинения, традиционное хвостовое оперение с одним килем и рулем направления, убирающееся трехопорное шасси со спаренными колесами на главных стойках. Он был запущен в серийное производство без постройки опытного образца с четырьмя звездообразными двигателями Pratt Whitney R-2000-2SD1-G Twin Wasp. Они характеризовались высокой надежностью. Именно надежность двигателей предопределила постройку президентского самолета всего в одном экземпляре. Заметим: обычно все главы государств, в том числе и сегодня, имеют резервные самолеты.
Мельник Виктор
Восточноевропейские государственные границы в ХХІ веке: философия Ялтинских договоренностей в ближайшей этнополитической перспективе
Наследие Ялтинской конференции (4 – 11 февраля 1945) весьма впечатляющее. Его историческая суть заключается в формировании нового толкования и восприятия понятия «коллективная безопасность», в сотворении новой международно-правовой, социально-политической и культурно-идеологической действительности. Массовая психология как духовная предпосылка формирования и постоянного сосуществования социальных и политических коллективов была вынуждена очень быстро, фактически без переходного периода перестроиться на совершенно новый лад функционирования сознания. В течение одной февральского недели, в Ливадийском дворце были рождены принципы нового мировоззрения для старой Европы. Стоит поставить ударение именно на мировоззренческой функции решений участников Ялтинской конференции. Новое мировоззрение для старых народов – именно так, с помощью одного тезиса, можем обобщить результаты встречи высшего руководства СССР, США, Великобритании. При этом, фактор социально-психологического слома сознания населения (главным образом, Европейского континента и азиатского Дальнего востока) должен стать более определяющим в понимании внедрения результатов Ялтинской встречи в послевоенные десятилетия являясь более фундаментальным в условиях аргументации причин столь длительного применения базовых ялтинских положений в международно-политическом измерении. Этот фактор кажется даже более важным, чем структурно-политические и системно-идеологические изменения, которые также стали следствием конференции. Впрочем, вполне понятно, что мы не можем рассматривать обособленно те разноотраслевые политические, экономические, правовые трансформации, которые произошли вследствие Ялтинских договоренностей.
Создание биполярной модели мирового политического сосуществования, на наш взгляд, стало лучшим внешним проявлением перехода народов мира к новой эпохе в истории человечества – к эпохе ядерной. Собственно говоря, биполярность, как политический феномен, это продукт предшествующего современной нам глобализации процесса международно-политической систематизации. Под довольно абстрактным понятием систематизация мы понимаем совершенно конкретную, реально существующую во второй половине ХХ века Ялтинско-Потсдамскую систему международных отношений.
Украинские ученые-международники В. Ю. Крушинский и В. А. Манжола в довольно интересной книге «Международные отношения и мировая политика» (Киев, 2007) определяют семь базовых особенностей указанной выше системы международных отношений: 1) «биполярность структуры международных отношений», на чем мы уже акцентировали выше; 2) «конфронтационный характер», который, по нашему мнению, стал проявлением вполне естественного, но в историческом контексте бесконечного процесса борьбы между коллективистским Востоком и индивидуализированным Западом; 3) «эпоха наличия ядерного оружия», что в условиях холодной войны позволяло сдерживать двух крупнейших игроков в рамках так называемой «модели конфронтационной стабильности»; 4) закономерное «разделение мира на сферы влияния двух сверхдержав, как в Европе, так и на периферии»; 5) «идеологическая конфронтация» между капиталистическим и социалистическим миром, в поисках истинной причины которой, по нашему мнению, опять же нужно обратиться к глобальному психоментальному противоречию между востоком и западом; 6) «послевоенный мир перестал быть преимущественно евроцентристским, международная система превратилась в глобальную, общемировую», а это является сверхважной особенностью для тематики нашего исследования, в качестве определяющего геофактора, так как «конфликтогенный» центр тяжести сместился во второй половине ХХ века с европейской плоскости на всемирный уровень; 7) важнейшая особенность: «Ялтинско-потсдамский порядок не имел прочной договорной и правовой базы» [с. 7-8]. Наличие исключительно устной фиксации принципов Ялтинско-потсдамской системы или их изложение исключительно в декларативном порядке создало предпосылки для появления многих опасных прецедентов не только в течение послевоенных лет, но и сегодня. Украинский пример 2014 года более чем показательный, но не первый, и, к сожалению, далеко не последний.
Наше упоминание о политических принципах и исторических особенностях того мирового порядка, который установился именно вследствие Ялтинской конференции ровно 70 лет назад, объясняется важной необходимостью подчеркнуть, что не только для крупных политических государств-игроков, но и для сравнительно небольших современных, в том числе постсоциалистических (в восточной Европе) или постсоветских стран, которые появились на обломках этой же конференцией созданной системы (кстати, системы взаимоотношений кардинально противоположных народов), следование Ялтинско-потсдамскому миропорядку 1945 года превратилось в определенную ритуальную фикцию. Отсутствие четкой договорно-правовой базы только лишь утверждает сегодня фиктивный и исключительно ритуально-политический характер сохранения послевоенной системы взаимоотношений. Крах системы был обусловлен концом многополярного мира на протяжении 1989-1991 годов, инерция системы превратилась в попытку установления однополярного господства Соединенных Штатов Америки за счет экономической экспансии и неудачной политики всемирной локализации сети управляемых конфликтов на протяжении 1991-2014 годов. Сегодня ситуация кардинально противоположная. Инерция системы действует, но ее крах очевиден для всех. В этих условиях взаимоотношения народов мира могут двигаться только в двух направлениях – либо к новому общемировому конфликту, либо к предложенной высшим российским руководством модели многополярного мира, к слову говоря, взятой на идеологическое вооружение странами-участниками БРИКСа.
Безусловно, что в контексте тяжелого политико-правового кризиса Европейского Союза, достигающего самых глубоких символических, экономических, даже коллективно-психологических устоев континентального сообщества (появлению которого на мировой карте все мы обязаны исключительно Ялте и Потсдаму), реализация модели многополярности станет очевидным спасением для большинства государств-членов ЕС. Каждый человек, хоть немного знакомый с современным политико-экономическим положением на международной арене не станет отрицать, что в наибольшем выигрыше от реализации многополярной модели на «старом континенте» могли бы оказаться именно восточноевропейские страны. В географическом контексте, речь идет о бывших странах Варшавского договора, о Прибалтике, об Украине, постсоциалистических государственных образованиях на территории бывшей Югославии, а также о прилегающих к указанному геополитическому ареалу странах, таких, как Австрия, Германия, Албания, Греция.
Решение Ялтинской конференции с определенными историческими коррективами 1989-1991 годов, сформировали современную карту Европы. Просмотр базовых принципов Ялтинско-потсдамской системы, таких как биполярность, уже состоялся. Преобразование континентального устройства 1945 года в политический ритуал сегодня также очевидно. Возвращение отдельных стран к собственной «государственной индивидуальности» через концепт многополярности уже кажется далеко не таким призрачным, как политологи могли отмечать еще в прошлом году. Именно поэтому вполне правильно заниматься анализом возможных локальных последствий таких глобальных политических трансформаций уже сегодня.
Гарантированная историческим процессом периодичность полного отхода от существующих международно-политических систем – явление абсолютно рациональное. Оно, опять же, медленно или в быстром темпе, но всегда кардинально перекраивает политическую карту мира. Более того, следует признать, что попытки отдельных государств методами политической борьбы добиться нового перераспределения природно-географических ресурсов есть явление закономерное, а также весьма естественны для физического и психологического (в контексте восстановления первоначальной инстинктивной природы) сохранение человечества. Другое дело, что достигаются такие востребованные человеческой сущностью результаты войнами и социально-экономическими потрясениями. Поиск мирных путей перелома коллективно-психологического сознания народов для перехода к многополярному мировому развитию, по нашему мнению, должен стать передовой практической проблематикой для политологов, политических философов, этнополитологов. Европа – континент, давая содержательную характеристику политической ситуации внутри которого, мы никогда не сможем окончательно заявить об окончательном уходе шовинистической либо националистической основы во взаимоотношениях одних народов с другими, даже в условиях задекларированной европейской интеграции. Здесь проблема нагружена не только политическим, экономическим, историческим содержанием. Она коренится в этнической психологии, традициях мышления, имеющих на европейских просторах особый отпечаток кровавых межэтнических конфликтов, которые в значительной мере в ХХ веке дополнили атмосферу первой и второй мировой войны.
Многочисленные прецеденты игнорирования Ялтинского мироустройства, в частности, попытки США силой навязать «развивающимся странам» собственный однополярный концепт на протяжении 2010-2014 годов, привели к переносу очага нестабильности в среду максимально близлежащую, как относительно Европейский союз, так и по отношению к Российской Федерации – в Украину. Фактически, война уже идет в Восточной Европе, имея в своем основании именно этнополитический идеологический фундамент. При этом, обострение межэтнических конфликтов обычно вызывается не только значительными внешними геополитическими влияниями (об этом ни в коем случае не стоит забывать), но и желанием населения той или иной области изменить существующий политико-правовой, социально-экономический локальный порядок через изменение собственной государственной принадлежности.
На Востоке Европы перечень тлеющих этнополитических конфликтов довольно значительный и заслуживает глубокого изучения как очень актуальный для будущих десятилетий вопрос. Объясняется это, прежде всего, той политико-географической ситуацией, которая сформировалась здесь еще на рубеже XIX-XX века, когда земли украинцев, поляков, белорусов, литовцев, венгров, румын, чехов, словаков, словенцев, хорватов, сербов, были разделены между тремя имперскими образованиями (Австро-Венгрия, Германия, Россия), успешное внутреннее существование которых обеспечивалось именно привлечением представителей всех указанных народностей к «единому делу государственного строительства». Именно распад трех империй, большая часть человеческого потенциала которых находилась на землях европейского востока, вызвал необходимость в 1945 году создать новую и гораздо более жесткую по сравнению с предыдущими систему международных отношений. Однако, важно осознать, что представители каждой из трех стран-участниц Ялтинской конференции, согласовывая пункты таких программных (но, к сожалению, слишком декларативных) документов как «Декларация об освобожденной Европе» или совместное Заявление «Единство в организации мира, как и в ведении войны», не имели серьезных надежд на то, что сформированные ими основы нового международного сотрудничества просуществуют в реальном политико-правовом пространстве настолько длительный период.
Учитывая невероятно динамичный характер эволюции мировой политики во второй половине ХХ века, принципы и главные особенности Ялтинско-Потсдамской системы безусловно остались удивительно актуальными сегодня – во втором десятилетии века ХХІ. Впрочем, следует признать, что смещение от биполярности к нынешнему кризису однополярности с последующей возможностью перехода к многополярности, безусловно потребует создания новых форм межгосударственного диалога через формирование новой международно-политической системы.
Так или иначе, но мы должны согласиться с тем, что в тех условиях, которые сложились сегодня, особое значение приобретает извечный вопрос перераспределения мировых границ. При этом, следует подчеркнуть, что околорегиональные, пограничные споры всегда являются продуктом не только усиленной в условиях глобализации безудержной ресурсной гонки, но и более «иррациональной» сферы – сферы «народного духа» согласно терминологии Вильгельма Вундта.
В контексте Ялтинской конференции нас интересуют, прежде всего, три проблемные территориальные конгломераты: 1) польский вопрос; 2) балканский вопрос; 3) немецкий вопрос. Актуализация этнополитической борьбы между восточноевропейскими народами в ближайшем будущем будет развиваться именно в этом тройном контексте. Необходимо также осознать, что эта актуализация будет подобна цепной реакции, когда взрыв одного конфликта будет сразу вызывать появление других. Основание так утверждать дают нам события как 1914-1919, так и 1939-1945 годов.
Польша сегодня – это типичный и один из наиболее показательных продуктов Ялтинской конференции 1945 года. Ее границы на восточном рубеже до сих пор вызывают недовольство практически всех этнических поляков своим несоответствием историческим претензиям, в то время как переданные ей в феврале 1945 года северные и западные области не соответствуют никаким исторической требованиям имея, по сути, два объяснения: 1) максимальное ослабление Германии за счет нанесения серьезных территориальных и историко-культурных потерь; 2) удовлетворение чрезмерных политических и экспансионистских запросов польской политической элиты, оскорбленной потерями «Восточных кресов» [3].
Согласно результатам Ялтинских договоренностей реализованных соответствующими соглашениями на Потсдамской конференции (17 июля – 2 августа 1945 года), линия новой польско-немецкой границы была установлена «по линии рек Одер – Западная Нейсе». В то же время, польское правительство получило половину Восточной Пруссии вместе с «Данцигским коридором». Фактически, польской власти была дана санкция на полонизации полученных территорий. Население провинции рейхсгау-Западная Пруссия, центр которой находился в городе Данциг (по состоянию на 1939 год 1487500 человек) составляло около 3 млн. человек, что стало одной из причин немедленного начала принудительной депортации немецкого и немецкоязычного населения на территорию Передней Померании и Бранденбурга уже в мае 1945 года. В течение мая 1945 – марта 1947 гг. вопрос немецкого населения Восточной Пруссии и всей балтийской Померании совсем не ставился на повестку дня в переговорах между СССР, США и Великобританией, что предоставило польской стороне определенную свободу действий в отношении приобретенных северных территорий. По состоянию на апрель 1947 года 95% местного немецкого населения было выселено на современные территории Германии. Земли Восточной Пруссии административно вошли в состав Вармино-Мазурского воеводства и советской Литвы (Клайпедский край, который в течение 1944-1946 годов также был «очищенный» от 40 000 немцев и немецкоязычных литовцев). «Данцигский коридор» после депортации около 1,5 млн. человек был преобразован в экономическую и культурную основу Поморского воеводства. Южные померанские территории, которые находились под немецким контролем начиная с XII века (город Торунь, Хелминская окрестность), после ряда административно-территориальных реформ были наконец объединены в Куявско-Поморское воеводство. Не имея четких официальных данных, можем сказать о том, что с территории современного Куявско-Поморского воеводства в течение 1945-1955 годов были депортированы не менее 400 тыс. немцев.
Вся историческая территория Померании с автохтонным немецким населением сегодня превращена в полностью полонизированные Западнопоморское, Поморское и Куявско-Поморское воеводства. На протяжении 1940-1950-х годов отсюда были депортированы не менее 2 млн. немцев. В этот перечень также следует отнести Любушское воеводство (образовано уже в 1999 году после соответствующей административно-территориальной реформы) [7, c. 64-65].
Итак, историческая территория Пруссии оформленная в течение XII-XIII веков как центр немецкой военной силы в 1945-1947 годах была передана на 60% Польше. Сегодня она полностью очищена от немецкого населения, польскоязычная доля которого (прежде всего, Гданьск, Леба, Ольштын, Щецин) не превышает 3%, а немецкоязычная доля 0,5%. На базе прусских территорий, в Польше до 1999 года было образовано 5 воеводств, что составляет около 27% всей площади страны. Безусловно, что это не может не усиливать определенный политический и психологический барьер между немцами и поляками. Яркие, хотя и скрытые тенденции прусского реваншизма сегодня начинают набирать обороты в среде многочисленных (особенно в Западной Германии) обществ переселенцев, культурно-политических организаций. В течение 1945-1955 годов с территории Восточной Пруссии, Данцига и Померании на земли Западной Германии было организованно переселено от 3,5 до 4 млн. человек. Сегодня, 75% всех переселенцев, их потомков и соответствующих общественных объединений «прусской памяти» находятся в пределах четырех федеральных земель: Нижняя Саксония, Баден-Вюртемберг, Северный Рейн-Вестфалия, Бавария [1].
Так или иначе, но «символический акт о ликвидации Прусского государства» был подписан только в 1947 году на четвертой сессии Совета министров иностранных дел союзных держав в Москве (10 марта – 24 апреля 1947) [2, c. 31]. Именно тогда и была создана специальная «комиссия СМИД из территориальных изменений в Германии», которая начала реорганизацию государственной границы Польши и Чехословакии на более организованных началах. Следует помнить о том, что первый прецедент протеста против передачи Польше Померании и Пруссии произошел еще 6 сентября 1946, когда госсекретарь США Бирнс в Штутгарте произнес речь в которой подчеркнул европейскую потребность в «сильной Германии», существование которой невозможно без возвращения под юрисдикцию будущего немецкого правительства земель к востоку от линии «Одер-Нейсе». Проблема прусских переселенцев из «новой Польши» оставалась актуальной на протяжении целого десятилетия (1945-1955). Впрочем, сегодня она кажется не менее актуальной для около 3 миллионов потомков жителей когда-то «большого» немецкого региона, предки которых были вынуждены покинуть свою малую родину [2; 5].
Гораздо больше нестабильности в будущем для Европейского сообщества может принести также Силезия – промышленно развитой и богатый природными ресурсами большой регион, который с XII века и до 1945 года также принадлежал Германии. Регион разделен на две части: Нижняя Силезия (населенная славянами-лужичанами Верхняя Лужица в Германии, юг Любуского воеводства и Нижнесилезское воеводство в современной Польше) и Верхняя Силезия (Опольское воеводство, Силезское воеводство, Моравско-Силезский край и Оломоуцкий край - в Чехии). Характерной особенностью Силезского геополитического расположения всегда оставалось ее соприкосновение с Судетской областью, которая в 1945 году также была передана Чехии.
Зачистка поляками немецкого населения на территории от Бреслау (ныне Вроцлав) до Гляйвице происходила в течение 1945-1960 годов, а отдельные «фольксдойчи» продолжали выезжать в Германию до 1991 года. С территории четырех аннексированных Варшавой воеводств, в принудительном порядке было отселено на немецкую территорию не менее 4 миллионов человек. Вместе с тем, на сегодняшний день, Силезия (4 воеводства) остается наиболее «немецким регионом» Польши. В общем, немцами на территории региона официально признаны лишь около 2%, но, по нашему мнению, следует говорить о не менее 7-10% потомков силезских немцев (более 25% силезских фольксдойче на протяжении 1947-1975 отнесли себя в переписях населения к польской национальности).
Согласно нашим исследованиям, в прошлом 2014 году на территории указанных воеводств (главным образом, на линии Зеленая Гура – Вроцлав) компактно проживало около 150 тысяч потомков силезских немцев, которые регулярно называют себя поляками во время переписей населения. Однако, при этом они не теряют собственную «Силезско-немецкую идентичность» (основанную на специфическом силезском диалекте немецкого языка, который в этнополитическом контексте выделяет регион в отдельную субэтническую единицу наравне с Баварией или Пруссией).
В Чехии, к 1945 году северная и западная Богемия была на 90-95% населена этническими немцами. При этом, она органично сочеталась с Чешской Силезией Судетскими горами. Это создавало границу сплошного компактного проживания немцев по всей северной, западной и юго-западной Чехии (более 30% всей современной площади Чехии). Так же как Пруссия, Померания или Силезия в Польше, Немецкая Чехия осталась существовать если не в этнодемографическом, то в культурном, историческом и, самое главное, психологическом контексте. Так же, как Гданьск (Данциг), Торунь (Торун) или Вроцлав (Бреслау), такие чешские центры как Карловы Вары (Карлсбад), Оломоуц (Олмютце), Теплице (Теплитц-Шьонау), Либерец (Райхенберг), Жатец (Сааз) , Цешин (Тешин) были построены немцами, до 1945 года населенные не менее чем на 85-90% немцами, а соответственно полностью пронизаны немецким духом. Любой квалифицированный этнопсихолог подтвердит, что иррациональное понятие «народного духа» рационально продолжает существовать через памятники культуры, архитектуры, антрополандшафт даже на территориях, брошенных носителями этого духа.
Начиная с мая 1945 года и вплоть до января 1947 с территории Чехии, согласно декретам президента Бенеша были изгнаны около 3,5 – 4 млн. немцев. На протяжении 1945-1946 годов были убиты около 25 000 немцев, почти 10 000 погибло в концентрационных лагерях, уничтожено чехами 7 немецких сел. Это оставило глубокий след в памяти тех 5 млн. потомков судетских и богемских немцев, которые в настоящее время проживают на территории Австрии и Германии. Также в Чехии следует говорить о почти 90 тыс. потомков бывшего немецкого населения. Места их компактного проживания находятся по всей линии чешско-немецкой и чешско-австрийской границы.
Проблема судетских и силезских немцев до сих пор остается предметом серьезной дипломатической напряженности в отношениях Австрии и Чехии. В феврале 2002 года канцлер Австрийской республики Вольфганг Шюссель пытался склонить спикера чешского парламента Вацлава Клауса к подписанию совместной австро-чешской декларации. Чешская сторона отказалась осуществить такой шаг. После обоюдных вражеских заявлений, скандал 2002 года между Австрией, Баварией и Чехией перерос в постоянное дипломатическое напряжение, которое в 2014-2015 годах только актуализировалось в связи с 70-летием изгнания немцев из Чехии [6].
Также по всей территории к северу от Карловых Вар и к западу от Цешина встречается весьма интересное явление: распространение смешанного западнославянско-немецкого языка на базе лужицких или силезских диалектов. Большинство чешских деревень и небольших городков на границе с Германией и Польшей не имеют четкой этнолингвистической идентификации, называя свой язык – «Понашему». Эта проблема нашла широкое освещение в проведенной польско-германским научным фондом, Хемницким университетом и Университетом Николая Коперника междисциплинарной конференции в г. Торунь (июль-август 2014). В частности, известными польскими и немецкими политологами с полной серьезностью обсуждалась проблема возможного формирования новой этнополитической идентификации на польско-немецко-чешской границе, в условиях которой население, которое разговаривает «понашему» могло бы требовать создания собственной территориально-культурной автономии (пока, решение данной проблематики рассматривается только в плоскости создания автономного региона вроде Лужицкого в Германии).
По приблизительным подсчетам, в чешско-польско-немецком пограничье, смешанными западнославянскими, польско-чешским, польско-немецко-чешскими диалектами разговаривает не менее 200 000 человек, из которых более 130 000 не имеют никакой этнической самоидентификации. При этом, они отказываются признавать себя чехами, немцами или поляками.
Проблема «исторических», «культурных», «политических» границ между Германией, Австрией, Польшей и Чехией сохраняется в течение последних 70 лет в мягкой форме этнолингвистических и дипломатических дискуссий. В данном контексте, все более обсуждаемыми становятся также следующие проблемы:
1) Силезская проблема – требования силезской западнославянской народности (850 тыс. чел. в Польше, 30 тыс. чел. в Чехии) создать собственную автономную республику, что объясняется экономической самодостаточностью региона, его ментальной обособленностью от Польши, необходимостью установления культурных связей с Германией и наличием собственного древнего силезского языка;
2) Тешинская проблема – требования Варшавы вернуть чешское Заользье (в чешской Силезии) Польше на основании того, что польское правительство считает местное население, которое разговаривает «понашему» принадлежащим к польской нации. Оно сопряжено с требованиями местных силезцев создать на этой земле чешско-силезскую автономию.
3) Гуральская проблема – польско-чешско-словацкая дискуссия вокруг проживающих на границе трех стран (прежде всего, в польско-словацком карпатском пограничье) этнических групп (вместе от 3 до 4 млн. чел.), которые в свою очередь требуют создания собственного государства.
Приведенный нами спектр напряженной этнополитической ситуации не исчерпан. Отдельно стоит вспомнить требования кашубов создать кашубскую автономную республику в рамках Поморского воеводства в Польше, официальные претензии Словакии на Тешинские территории Чехии и отдельные ее юго-восточные районы, а также заявленные уже с трибун Европарламента мысли о восстановлении «Великой Венгрии» с территориальными претензиями на более 35% площади Румынии, 25% Словакии, сербскую Воеводину, часть хорватской «Краины», маленькую австрийскую провинцию Бургенланд и на все украинское Закарпатье.
Список использованных источников:
1. Евродепутат: захотят ли немцы умирать за Гданьск? / Режим доступа: http://www.newsbalt.ru/detail/?ID=43574
2. Крушинський В. Ю. Міжнародні відносини та світова політика (1945-1980). / В. Ю. Крушинський, В. А. Манжола. – К.: Либідь, 2007. – 192 с.
3. Мельник В. М. Польська ідентичність на Східних Кресах. / Режим доступу: http://blogs.korrespondent.net/blog/users/3337961-polska-identychnist-na-skhidnykh-kresakh
4. Мельник В. М. Концепція протистояння авторитаризму та демократії у контексті сучасної політичної історії. / В. М. Мельник. // Освіта і наука в Україні. Матеріали Всеукраїнської наукової конференції 21-22 червня 2013 року. Частина ІІ. – Дніпропетровськ, Національна Металургійна Академія, 2013. – с. 123-126.
5. Орлова Т. В. Сучасна політична історія країн світу. / Т. В. Орлова. – К.: Знання, 2013. – 677 с.
6. Фелтлова М. Декреты Бенеша – предмет споров между Австрией и Чехией. /
Режим доступа: http://www.radio.cz/ru/rubrika/radiogazeta/dekrety-benesha-predmet-sporov-mezhdu-avstriej-i-chexiej
7. Miszczuk A. Regionalizacja administracyjna III Rzeczypospolitej. / A. Miszczuk. – Lublin: UMCS, 2003. – 230 s.
Юбилейные чествования по поводу 70-й годовщины Ялтинской (Крымской) конференции 4-11 февраля 1945 г. актуализируют необходимость переосмысления данного события и его последствий, имевших глобальное значение. В связи с этим следует напомнить, что в процессе указанного мероприятия главы держав антигитлеровской коалиции Ф.Рузвельт, И.Сталин и У.Черчилль решили основные вопросы завершения Второй мировой войны, сформировав Ялтинскую или Ялтинско-Потсдамскую систему международных отношений, просуществовавшую до последнего десятилетия XX века [12, с. 39-40]. Дезинтеграция СССР и крушение биполярного мира знаменовали масштабную трансформацию данной международной системы, породив бурные и затяжные дискуссии относительно вопросов функционирования современной мир-системы, исследование которых связано с клубком противоречий, затрагивающих комплекс актуальных геополитических, социально-экономических и культурно-психологических проблем [3; 11-17].
Увеличение международной напряжённости, обострение конфликта России с Западом и последствия антироссийских санкций, происходящие на фоне усиления российского влияния в мире, стимулируют изучение перспектив и возможностей её развития, ресурсного потенциала и факторов, воздействующих на этот процесс [3; 5-9; 11; 14-17]. В этом контексте необходимым представляется обращение к историческому опыту существования нашего государства в условиях Ялтинской системы международных отношений с позиций мир-системного анализа.
Для понимания проблемы следует кратко охарактеризовать специфику позиционирования России в различных международных системах. Так, согласно обоснованному мнению американского учёного И. Валлерстайна, Российская империя вошла в современную мир-систему (капиталистическую мир-экономику) в XVIII в. (в период между правлениями Петра I и Екатерины II) в условиях Вестфальской системы международных отношений в статусе полупериферии [1, с. 38-39]. Но по своим характеристикам она являлась империей, проводя активную внешнюю политику. А её стремление преодолеть периферийные процессы и приблизиться к ядру мир-системы обусловило «догоняющий» характер модернизации российского общества [8, с. 82-84]. Победа России в Отечественной войне 1812 г. характеризует в целом позитивный для неё итог данного цикла модернизации [7, с. 39-40].
В годы действия Венской системы международных отношений Россия оставалась в положении полупериферии. К середине XIX в. под влиянием индустриальной революции в Европе происходит ухудшение условий обмена между Россией и ядром капиталистической мир-экономики, усилившее процесс «сползания» на периферию страны, нуждающейся в многостороннем реформировании [5, с. 314-329]. Это подтвердил негативный для Российской империи исход Крымской войны, что побудило российские элиты отменить крепостное право, взяв курс на масштабную модернизацию [7, с. 40].
Между тем, в последней трети XIX в. происходит «наложение» циклического сжатия капиталистической мир-экономики на внутрироссийский социально-политический кризис, катализировавший периферийные процессы в империи [2]. В итоге недостаток экономических ресурсов, «националистический консерватизм» властей, «бюрократически направляемая индустриализация» и форсированная модернизация приводят к трагедии России в Первой мировой войне и революционным событиям 1917 г. [5; 7].
Проблема позиционирования СССР в рамках сначала Версальско-Вашингтонской, а затем Ялтинской системы международных отношений представляется дискуссионной. Характерно, что И.Валлерстайн отводил Советскому Союзу место полупериферии и, одновременно, второй сверхдержавы, определяя холодную войну как «контролируемое соперничество-партнёрство» [1, с. 40]. Существует и противоположная точка зрения, обосновывая которую российский исследователь Г.Завалько отмечал: «СССР не был полупериферией КМЭ (капиталистической мир-экономики. – П.П.) и вообще не входил в КМЭ, а был центром другого мира-системы, который образовался путём откола от КМЭ и где существовал эксплуататорский строй, отличный от капиталистического - индустриально-политарный - результат неудачного строительства социализма в отсталых странах». «После того, - продолжал он, - как политарные производственные отношения превратились в помеху на пути развития производительных сил, индустрополитаризм в СССР и Восточной Европе рухнул, причём не без влияния КМЭ, реальным (а не бутафорским) соперником которого был побеждённый мир-система. СССР в последние годы своего существования постепенно втягивался в зависимость от КМЭ; новые независимые государства, появившиеся из его обломков, с самого начала возникли как страны зависимого капитализма»[2].
Думается, что обе интерпретации данной проблемы выглядят спорными. Вместе с тем, убедительной представляется мысль о том, что опыт существования советской системы являлся попыткой «противопоставить себя миросистеме, оторваться от неё, создать вокруг себя собственный международный порядок» [5, с. 571-572]. Символом выбора СССР в пользу противопоставления себя мировой капиталистической системе и курса на создание автаркического союза стала модернизация в виде индустриализации конца 1920-х – 1930-х гг., когда происходило постепенное свертывание НЭПа, внедрение плановой экономки и переориентация на развитие тяжёлой промышленности [4, т. 2, с. 551-564].
Ценой огромных усилий и жертв такая модернизация в СССР принесла свои плоды. «Между 1921-м и 1940 гг., - акцентировал российский учёный А.Уткин, - в стране произошли огромные перемены: доля городского населения повысилась с 29 до 50 %. Численность инженеров возросла с 47 тыс. в 1928 г. до 289 тыс. в 1941 г. За две пятилетки (1928–1937) валовой продукт страны вырос с 24,4 млн. руб. до 96,3 млн. Выплавка стали увеличилась с 4 млн. т до 17,7 млн., добыча угля – с 35,4 млн. т до 128 млн. Страна пятикратно увеличила производство самолётов, прочно заняв первое место в мире (10 тыс. самолётов в 1939 г.). В течение одного десятилетия Россия сделала то, чего не смогла за предшествующие века, - обошла Италию, Францию, Японию, Британию и Германию по основным экономическим показателям» [11, с. 147]. Однако Вторая мировая война внесла свои коррективы в этот процесс: советская промышленность переходит на «военные рельсы» [10, с. 542-543].
«Ялтинский мир» 1945 г. обусловил новую систему международных отношений, характеризующуюся биполярностью в виде глобальной конфронтации на чёткой идеологической основе двух блоков, возглавляемых США и СССР [13, с. 3]. Послевоенный четвёртый пятилетний план (1946–1950) предусматривал быстрый рост всех отраслей советской экономики. В полном объёме он выполнен не был, но промышленность и сельское хозяйство быстро достигли довоенного уровня, а к началу 1950-х гг. даже превысили его показатели [15, р. 16-17].
Но уже на заре 1970-х гг. социально-экономическая и общественно- политическая система СССР опять нуждалась в значительном реформировании, соразмерном требованиям времени. «…Глобальная капиталистическая экономика, - подчёркивал английский эксперт Д.Ливен, - вновь обманула ожидания победившей России, перейдя к 1970-м годам в постиндустриальную эпоху, что грозило Советскому Союзу отсталостью, унижением и незащищённостью, если он не сумеет догнать Запад. В этом кроется самая элементарная причина перестройки» [7, с. 40].
Специфику внутренних проблем советской системы охарактеризовал российский политолог Б.Кагарлицкий: «По мере того, как утрачивался революционный импульс, бюрократия, присвоившая себе плоды героических усилий народа, становилась всё более консервативной. <…> Крушение этой системы было закономерно, но неизбежным оно стало с того момента, когда бюрократическая элита использовала поворот к миросистеме в качестве защитной реакции против «реформистской угрозы», вызревавшей внутри самого советского общества. Торговля сырьём в 1970-е годы готовила политическую самоликвидацию советской империи в 1990-е годы» [5, с. 571-572]. В результате дезинтеграции Советского Союза и трансформации Ялтинской системы международных отношений Российской Федерации достаётся положение полупериферии, а большинству новых независимых государств – периферии мировой капиталистической системы [6, с. 104].
Таким образом, Ялтинская система международных отношений оформила биполярное мироустройство, в рамках которого происходила конфронтация двух блоков – США и СССР, а также их союзников – на чёткой идеологической основе. Каждый из полюсов представлял собой самостоятельную систему, обладающую специфическими характеристиками. Капиталистический мир, где лидерские позиции занимали Соединённые Штаты в ранге первой сверхдержавы, носил черты современной мир-системы (капиталистической мир-экономики). Советский Союз, будучи второй сверхдержавой, стал во главе государств, избравших социалистическую модель развития. Данный расклад сил существовал на протяжении почти пяти десятилетий.
Поскольку к началу 1970-х гг. капиталистическая мир-экономика вступает в постиндустриальную эру, СССР оказывается перед необходимостью модернизации для преодоления периферийных процессов. Страшась «реформистской угрозы», его бюрократическая элита совершает «поворот» в сторону современной мир-системы, что выражалось в торговле сырьём в 1970-е гг., а затем – в форсированном реформировании времён «перестройки» второй половины 1980-х и периоде постсоветской России 1990-х гг. Подобное оборачивается нарастанием кризисных проявлений в советском обществе при падении цен на сырьё, усилившихся в результате последствий «перестроечных» процессов и приведших, в конечном счёте, к дезинтеграции СССР. Вследствие этого Российская Федерация оказывается в положении полупериферии, а большинство новых независимых государств – периферии в рамках мировой капиталистической системы.
Исторический опыт показывает, что, будучи интегрированной в мир-систему (капиталистическую мир-экономику), Россия всегда позиционировалась как полупериферия, находясь в большей или меньшей зависимости от государств ядра, представляющих «Западный мир». При этом Ялтинская система международных отношений продемонстрировала пример выхода России-СССР из мир-системы путём создания собственной альтернативной политико-идеологической и экономической системы, в рамках которой она являлась безусловным центром.
Список использованных источников
1. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика, 1500 – 2010 / И.Валлерстайн // Свободная мысль. – 1996. - № 5. – С. 30-42.
2. Завалько Г. Мировой капитализм глазами И.Валлерстайна [Электронный ресурс] / Г. Завалько. – Режим доступа: http://www.situation.ru/app/j_art_825.htm.
3. Ирхин А.А. Геополитические циклы Евразии и национальные интересы Украины / Ирхин А.А. – Севастополь: Рибэст, 2011. – 294 с.
4. История России: В 2 т. – Т. 2: С начала XIX века до начала XXI века / А.Н.Сахаров, Л.Е. Морозова, М.А.Рахматуллин и др.; Под ред. А.Н. Сахарова. – М.: АСТ: Ермак: Астрель, 2003. – 862 с.
5. Кагарлицкий Б. Ю. Периферийная империя: циклы русской истории / Кагарлицкий Б. Ю. – М.: Алгоритм, Эксмо, 2009. – 576 с.
6. Кононов И.Ф. Трансформационный опыт Украины, России и Беларуси: поиск интерпретативных моделей / И.Ф. Кононов // Вісник Луганського національного університету імені Т. Шевченка. Серія: Соціологічні науки. – 2010. – Т. 2. – Ч. I. – № 12 (199). – С. 84-108.
7. Ливен Д. Россия как империя и периферия / Д. Ливен // Россия в глобальной политике. – 2008. – Т. 6. - № 6. – С. 36-46.
8. Пашковский П.И. Особенности циклов модернизации России в контексте мир-системного анализа / П.И. Пашковский // Грані: Науково-теоретичний і громадсько-політичний альманах. – Березень 2014. - № 3 (107). – С. 81-87.
9. Пашковский П. И. Россия в мировой капиталистической системе: исторический контекст позиционирования / П.И. Пашковский // Учёные записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. – Серия: Философия. Культурология. Политология. Социология. – 2013. – Т. 24 (65). - № 1-2. – С. 383-395.
10. Политическая история России: Учебное пособие / Отв. ред. проф. В.В. Журавлёв. – М.: Юристъ, 1998. – 696 с.
11. Уткин А.И. Подъём и падение Запада / Уткин А. И. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – 761 с.
12. Юрченко С.В. К 66-й годовщине Крымской (Ялтинской) конференции 1945 года: Размышления об уроках истории и внешней политике великих держав / С.В. Юрченко // Интеллектуал. – 2011. - № 12. – С. 39-42.
13. Юрченко С.В. США и международные кризисы в биполярном мире (1940–1960-е годы) / Юрченко С.В. – Севастополь: Флот Украины, 2000. – 104 с.
14. Cohen S. F. Soviet Fates and Lost Alternatives: From Stalinism to the New Cold War / Cohen S. F. – N.Y.: Columbia University Press, 2009. – 308 p.
15. Global studies: Russia, the Eurasian Republics, and Central/Eastern Europe / Goldman Minton F. – Sixth edition. – Guilford: Dushkin/McGraw-Hill, 1996. – 308 p.
16. Kuchins A. Alternative futures for Russia to 2017 / Kuchins A. – Washington, D.C.: The CSIS Press, 2007. – 71 p.
17. Legvold R. The Russia File. How to Move toward a Strategic Partnership / R. Legvold // Foreign Affairs. – July/August 2009. – Vol. 88. - № 4. – P. 78-93.
Средства массовой информации в конце января 2015 года показали интервью внука Рузвельта, который оценил масштаб и значение Ялтинской конференции 1945 года, а также роль и масштаб лидеров стран антигитлеровской коалиции, которые участвовали в конференции, посвященной установлению послевоенного мирового порядка. Он подчеркнул, что «Это были личности мирового масштаба, сумевшие преодолеть антипатии и подняться до уровня понимания и необходимости мира на земле».
Сегодня не вызывает сомнения место и роль этой конференции в истории, конференция, которая заложила основы мира на 50 лет. Ученые считают, что лидеры стран антигитлеровской коалиции были дальновидными политическими стратегами, определившими судьбу послевоенного мира. 70 лет назад в Ялте прошла историческая встреча «Большой тройки» - Сталина, Рузвельта и Черчилля. Аэродром в Саках принял 150 самолетов.
Ф. Рузвельту в значительной степени удалось реализовать в 1942-1945 годах свою стратегию. Отдельные исследователи пишут, что больной и старый президент в Ялте «уступил русским Европу». Не может быть ничего более далекого от истины. Ялтинская конференция, выстраивающая послевоенное устройство мира по американским геополитическим чертежам, была апофеозом деятельности Ф. Рузвельта на посту лидера Великой Западной Демократии. Разумеется, он никому не мог доверить ее проведение и должен был лететь в Ялту сам.
Но стратегические поражения в сражениях за Малайско-Индонезийский барьер и Восточные Соломоновы острова, а также опоздание с открытием «Второго фронта» в Европе (в значительной мере вызванное неспособностью британской армии, убедительно продемонстрированной Э. Роммелем в Африканской кампании 19412-1942 годов) привело к тому, что победа США оказалась не столь полной и всеобъемлющей, как того хотел президент. И если ему удалось блистательно разыграть вариант, обеспечивающий разрушение Британской империи силами стран «Оси», то Советский Союз вышел из войны в значительно лучшем состоянии, чем предполагалось.
Президента Ф. Рузвельта это не очень беспокоило. Он полагался на свою дипломатическую изощренность, хорошие личные отношения с И. Сталиным и, не в последнюю очередь, на возможности геоэкономической игры с СССР в рамках «плана Маршалла». [1, 241] Многие исследователи пишут о Рузвельте, как о политике, владеющем тонким искусством стратегии. Рузвельт стремился «план Маршалла» распространить на СССР – именно в этом состоял «главный вариант» стратегического замысла Ф. Рузвельта на 1945-1948 годы. Рузвельту понравился Крым, но он «ужаснулся размерам разрушений, причиненных немцами в Крыму». [2, 284]
Но Ф. Рузвельт умер еще до окончания войны в Европе, до атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, до капитуляции Японии. Для У. Черчилля и в еще большей степени для нового президента США Г. Трумэна советские «большевики» были и оставались «бабуинами».
Не то, чтобы в конце 1940-х годов Европа всерьез оказалась перед перспективой военного конфликта между бывшими союзниками, но … такие «альтернативы» существуют. В 2004 году по телевизионным экранам Росси прошел полудокументальный фильм А. Ивакина «Бесконечная война», посвященный «альтернативным версиям» Второй мировой войны и послевоенного мироустройства; одним из представленных в фильме сюжетом была война 1949 года между СССР и англо-американской коалицией.
На Ялтинскую конференцию советская делегация приехала уверенной в своих силах. В этот момент советская армия была ведущей военной силой Европы. Конечно, И. Сталин не имел дееспособного флота, отставал в силах ПВО и практически не располагал стратегической авиацией. Однако фронтовая авиация была готова прикрыть сухопутные силы от любой атаки с неба; несколько более или менее случайных воздушных стычек между советскими и американскими истребителями демонстрировали это достаточно наглядно.
В 1945 году Соединенные Штаты уже располагали атомным оружием. Американцы торопились. Торопился и Сталин. Пока это были урановые и плутониевые бомбы первого поколения – мощностью около 20 килотонн, доставляемые к цели с помощью стратегических бомбардировщиков В-29.
Показывая философию политического действия после Второй мировой войны, необходимо подчеркнуть, что главный урок Крымской конференции в том, что в тяжелую минуту перед лицом общего врага люди разных политических взглядов, порой относящиеся друг к другу даже с неприязнью, могут и должны объединиться ради спасения своих народов и цивилизации».
Лидеры не скрывали жесткие и прагматические подходы при решении ими основных проблем. Рузвельт, Черчилль и Сталин нашли общий язык в формировании новых государственных границ между странами, еще недавно оккупированными Третьим рейхом, определили неофициальные, но общепризнанные сторонами демаркационные линии между сферами влияния союзников - дело, которое было начато в Тегеране. Польша, которая, в современных условиях проводит деструктивную политику против России, получила значительную территорию, с помощью Сталина. В Ялте была подписана Декларация об освобожденной Европе, определившая принципы политики победителей на отвоеванных у противника территориях. Идея о совместной помощи, как и ожидалось, позднее не стала реальностью.
Со смертью Ф. Рузвельта, уходят в небытие его замыслы. Мир переходит к состоянию холодной войны. Штабные расчеты, проделанные в 1948 году в ходе проработки плана «Дропшот» показали, что атомная бомбардировка Советского Союза, даже при самых оптимистических представлениях о ее эффективности, причинит экономике и вооруженным силам СССР меньший ущерб, нежели операция «Блау» 1942 года. То есть ядерная война против Советского Союза оставалась рискованным мероприятием с непредсказуемыми результатами и последствиями. Поэтому план «Дропшот» не был реализован.
Началась «холодная война», которая растянется более чем на пять десятилетий, и поставит мир лицом к лицу перед реальной перспективой всеобщего уничтожения. К Карибскому кризису 1962 года Советский Союз и Соединенные Штаты обладали уже не атомным, а термоядерным оружием и надежными средствами его доставки – межконтинентальными ракетами. Был достигнут «стратегический паритет», и в мире надолго воцарилось «равновесие страха». Война перешла сначала в экономическую, потом в информационную и, наконец, в психологическую стадию. Советский Союз оказался не в состоянии найти адекватный ответ на вызов со стороны Западного мира, значительно превосходящего СССР в экономическом и ресурсном отношении.
Соединенные Штаты вновь насладились победой, которая, на этот раз, предоставила им возможность перекраивать не только географию мира, но и его историю.
Однако, законы стратегии, являющие собой одну из форм положений классической диалектики, не отменил никто, и равные позиции по-прежнему преобразуются в равные. А это значит, американская империя, сменившая Британскую, унаследовала и ее хронические болезни. Подобно Великобритании 1939 года, современные Соединенные Штаты перегружены обязательствами по всему миру, не могут внятно обозначить свои цели, и не имеют позитивной стратегии.
Современная пресса Запада демонстрирует такой антирусский накал, которого не было даже в период «холодной войны». Запад всегда будет приветствовать только такого российского лидера, который окажется сугубым западником – не столь важно, либерально-космополитического или классово-интернационального толка.
Запад будет всегда демонизировать лидера, который хочет сильной и самостоятельной России. Это подтвердил С. Хантингтон, первый из маститых политологов Запада, указавший на глобальный характер цивилизационного противостояния.
Сейчас необходимо сотрудничество России и Европы, которое может дать обоим мощный и столь необходимый импульс. Европе нужно, чтобы Россия вернула себе роль системообразующего фактора международных отношений. Как никогда назрела совсем иная культурно-историческая парадигма взаимодействия в Европе. Канцлер ФРГ А. Меркель и президент Франции Ф. Олланд, понимая глубину пропасти, которая возникла между Россией и Европой, пытаются найти пути выхода из сложившейся ситуации. Мы говорим, что история носит многофакторный характер. Стоит проблема выбора, правильного выбора, обеспечивающего мир и безопасность новым поколениям людей.
-
Переслегин С. Вторая мировая: война между Реальностями. – М.: Яуза-ЭКСМО, 2006. – 544 с.
-
Голиков А.Г. Источниковедение отечественной истории. /А.Г. Голиков, Т.А. Круглова – М.: Академия, 2012. – 464 с.